Севастопольские сестры
Началась Восточная война 1853-1856 гг. Стали приходить с театра военных действий письма с описанием ужасных мучений раненых и больных воинов, страдавших от недостатка ухода и распорядительности, от недобросовестности госпитальных начальников и служителей и поставщиков провианта, от ужасного равнодушия к их страданиям тех, кому вверено попечение о защитниках отечества. Стало известно, что в свою армию выехали французские сестры, что в английские госпитали поехала знаменитая мисс Найтингаль с сестрами. А у нас еще не имели и понятия о сестрах милосердия.
Пребывание на войне женщин казалось тогда не только зазорным и бесполезным, но и опасным в стратегическом отношении: они будто бы будут стеснять армию при переходах и отступлениях и что вообще с прибытием их на театр военных действий ослабнет военная дисциплина. Многое говорилось тогда и о «слабости женского пола», и об «утрате женственности». Само служение женщины у постели больного не имело еще того ореола, каким оно стало заслуженно пользоваться после, и казалось дамам света даже грязным и «шокирующим» их занятием.
Но, на счастье русского воина и вообще русского больного, нашлась тогда умная, энергичная и добродетельная женщина, которая положила начало тому благодетельному учреждению, которое содействовало после возникновению Российского общества Красного Креста. Этой женщиной была Великая княгиня Елена Павловна. Она немедленно организовала общину сестер милосердия — Крестовоздвиженскую, собрала отряды любящих женщин, желавших послужить Христу в лице Его «меньшего брата». Она дала им медицинскую подготовку к этому служению, нашла материальные средства и испросила, с большими препятствиями со стороны военного
начальства, высочайшее разрешение на отправку сестер на театр войны.
В борьбе со странными взглядами общества на зазорность служения больным интеллигентной женщины Великая княгиня ежедневно ездила в больницы и своими руками перевязывала кровоточащие раны.
В декабре 1854 г. первое отделение в числе 34 сестер уже начало работу в симферопольских госпиталях. За ними последовало еще несколько отделений — всего 127 самоотверженных женщин, и среди них множество интеллигентных, представительниц старинных дворянских родов, как-то: Бакунина, Стахович, Будберг, Бибикова, Пржевальская, Карцева, Щедрина, Мещерская, Пожидаева, Романовская и др.
Для таких сестер уже сама поездка к Севастополю была первым тяжелым испытанием их святого намерения. По гололедице, в холод ехать надо было очень медленно или совсем идти пешком, так как тарантасы опрокидывались или увязали так, что двадцать человек едва могли сдвинуть их с места. На остановках приходилось ночевать в грязных, зловонных избах и в таком холоде, что вода замерзала в стакане на столе.
Что представляли собой военные госпитали того времени до приезда сестер, можно видеть из следующего отзыва Пирогова о бахчисарайском госпитале: «Описать, что мы нашли в этом госпитале, нельзя — горькая нужда, славянская беззаботность, медицинское невежество и татарская нечисть соединились вместе в баснословных размерах. Это был уже не госпиталь, а нужное место... Только в Бахчисарае я начал предвидеть, в каком состоянии найду раненых защитников Севастополя, но все-таки, что после нашел, превзошло всю меру моих опасений»1.
После сражений раненые лежали на нарах или даже на голом полу «не только сплошь один подле другого, но даже отчасти один на другом»2. Роскошью были холщевые матрацы, набитые лыком и насквозь пропитанные мочою, гноем и кровью3. В походных же госпиталях больные валялись прямо на земле в низких солдатских палатках, в которых едва можно было сидеть. Нахлынувший дождь мочил здесь раненых «до костей». А багговутский госпиталь расположен был в «кошарах», т. е. овчарнях, без света и воздуха. В лазаретах «тысячи голосов взывали не о помощи, которую подать было невозможно, а о глотке воды, но нелегко было удовлетворить и такую смиренную просьбу: не было средства подойти к зовущему, иначе как наступив прежде на нескольких страдальцев»4.
Не хватало врачей, совсем не было многих самых необходимых медикаментов, очень мало госпитальных служителей, а те, которые и были, оставленные без начальственного присмотра, старались ничего не делать. Госпитальное начальство, служители и даже иногда врачи не только не принимали меры к облегчению горькой участи страдающих защитников Севастополя, но, наоборот, на несчастье их строили свое благополучие, извлекая себе доход из всякого пустяка за счет раненых. Некоторых докторов ужасного багговутского госпиталя, в котором все раненые переболели цингой, больные и в глаза не видели. А один носил с собой 10 аршин бинта и, подходя к раненому, говорил: «Я бы тебя перевязал им, да ты не стуишь, ты пропьешь». Так и уехал с этим бинтом5. Вообще что творилось в госпиталях Севастополя в начале войны, мы можем понять из такой фразы Пирогова: «В то время, когда вся Россия щипала корпию для Севастополя, корпиею этою перевязывали англичане, а у нас была только солома»6.
Вот в таких-то «нужных местах» и при таких условиях — грабежа, беспечности, равнодушия, недоверия к ним и даже прямой ненависти со стороны госпитального начальства — приходилось работать сестрам. И они, по свидетельству военных историков, были в своей деятельности «выше всяких похвал»7. Только очевидец, говорит проф. Гюббенет, мог составить себе понятие о самоотвержении и героизме этих женщин8.
Они перевернули госпиталь, по выражению Пирогова, «вверх дном»9; ввели порядок и чистоту; они заботятся и о пище, и о питье, раздают чай и вино, чего нельзя было поручить служителям, наблюдают за служителями и за смотрителями и даже за врачами10. Они ободряют страдальцев своим теплым участием и ласковым обращением, утешают, пишут письма их родным, извещают последних и о смерти воинов, заботятся и об их христианском погребении.
Жить сестрам приходится среди больных же и в условиях их жизни, и потому они все решительно переболели и даже не по одному разу; многие и умерли на своем посту от тифа, холеры и других болезней. Эти якобы «слабые духом» работали под градом пуль и разрывающихся смертоносных бомб и своим мужеством удивляли врачей и самих воинов. В дни штурмов сестрам не удавалось отдохнуть как следует по двое и даже по трое суток.
Кроме физических страданий — страшного переутомления, невозможности своевременно есть, пить и отдыхать, сестры должны были вынести и ужасные нравственные муки. Страшные стоны, слезные мольбы, ужасные калечения, кровь и кровь без конца, постоянное умирание молодых жизней... «Видеть это и слышать не день, не три, не неделю, не месяц, а месяцы...»11. Какие тут нужны были нервы, и, конечно, уж не женские! Каково все это было перенести сестрам, можно видеть из письма Бакуниной к своей сестре: «Если бы я рассказала все ужасы, раны и мучения, которые я видела в эту ночь, ты бы не спала несколько ночей»12.
Осуществление на деле мечты великого Пирогова, чтобы сестры были «нравственным контролем» в госпитальном деле, принесло подвижницам любви много неприятностей, открытого глумления, низких доносов и явного преследования со стороны интендантских поставщиков, служителей и начальства госпиталей. Но они, не обращая внимания ни на что, зорко следили и за служителями госпиталей и даже за врачами. Они просили, молили и требовали до тех пор, пока не устраивали возможно сносно своих несчастных больных. Только их женское сострадательное сердце пожалело этих мучеников за родину, валявшихся в рваной и грязной, по месяцу не мытой одежде, а иногда и без нее... не накормленных, не напоенных, не перевязанных дня по три и более.
Сестры довели до суда возмутительные злоупотребления в херсонском госпитале, и заведующий им, опасаясь заслуженной кары, покончил с собой13. Главный доктор московского госпиталя называл сестер «тайной полицией» и очень их побаивался14. «Если бы не они, — говорит Пирогов, — так больные лакали бы помои, а теперь они кушают сытный суп, приготовленный самими же сестрами»15. Продовольствие, положенное от казны больным, было, собственно, весьма достаточно, говорит военный историк генерал-лейтенант Богданович, но им давали такую пищу, что они, несмотря на всю свою непритязательность, отказывались от казенного стола и покупали на свои сбережения булки, а у которых денег не было, питались одними сухарями, часто тоже затхлыми или вовсе гнилыми16.
По высочайшему повелению каждому воину за увечье выдавалось денежное пособие, иногда очень значительное — до 75 рублей. Но деньги у больных, лежащих без сознания, бессовестно похищались или же тратились самими больными на пустяки и водку, а они так нужны были там. И вот сестры, как любящие матери или жены, взяли на себя добровольную хлопотную опеку над слабыми, чему последние были бесконечно благодарны. Только сестрам могли они доверять свои деньги. И хлопот с этими деньгами у сестер было без конца. Скапливая большие суммы солдатских денег — до 2000 рублей и более, а беречь негде: ни комодов, ни сундуков. Приняв, надо записать имя, полк, родину, родных. Еще больше хлопот вести отчетность забора денег: больные просят кто 10, кто 5 копеек, кто 1 рублей; крупные ассигнации менять иногда негде, при перемещениях больных надо возвращать весь вклад и т. д.
Сестры обратили внимание на мучения раненых и больных воинов во время переезда с поля сражения в госпитали и оправившихся уже — из госпиталей на родину. Больных и оправившихся уже, но калек, неспособных к военным действиям, отправляли почти разутыми и раздетыми за сотни верст (иногда до семисот верст) по голой степи в зимние морозы. По нескольку часов ожидали они на холоде размещения по квартирам, ночевали в нетопленых домах, а иногда, из-за нераспорядительности, и в степи, на холоде и дожде, замерзавшем на лету. По нескольку дней не перевязанные, не накормленные до следующего утра и даже не обогретые хотя бы стаканом горячей воды, несчастные погибали в пути тысячами. Многие обмораживались и приезжали на родину с новыми калечениями. Один транспорт больных два дня не получал ничего, даже хлеба17. Положение страдальцев было «до того ужасно, что конвоировавшие (транспорт) офицеры плакали»18. Ехать приходилось очень медленно, липкая грязь затягивала колеса и лошади останавливались на каждом шагу, а деньги выдавались на скорый переезд. «Лучше бы я лежал в жестокой горячке, чем быть с этим транспортом», — говорил Бакуниной один конвоир-офицер19. Сестры начали сопровождать транспорт, перевязывали на остановках раненых, давали лекарства, заботились о пище и ночлеге. Теперь невозможны стали ночевки в степи и многочасовое выжидание размещения на ночлег — все стало заготовляться сестрами ранее. И часто полупьяный унтер, завидев подъезжающих к транспорту сестер, пугливо восклицал: «Никак милосердные! Надо ехать скорее готовить ужин»20.
1 Пирогов Н. И. Севастопольские письма, 1-я поездка.
2 Богданович М. И. Восточная война 1853-1856 гг. Т. 4, гл. 37. -1
3,4 Там же.
5 См.: Бакунина Е. М. Дневник сестры милосердия // Вестник Европы. 1898. № 3-6.
6 Биография Н. И. Пирогова / Изд. Ф. Павленкова.
7 Пирогов Н. И. Указ. соч. Ср.: Богданович М. И. Указ. соч. Т. 3, гл. 26; Гюббенет X. Я. Очерк медицинской и госпитальной части русских войск в Крыму в 1854-1856 гг. СПб., 1870. 10; Соловьев Н. Скорбные листы Крымской кампании. М, 1872; Затлер Ф. X. О госпиталях в военное время. СПб., 1870.
8 См.: Гюббенет X. Я. Указ. соч.
9 См.: Пирогов Н. И. Указ. соч., 18 дек.
10 См.: Там же.
11 Бакунина Е. М. Указ. соч.
12 Там же.
13 См.: Пирогов. Н. И. указ. соч.
14 См.: Бакунина Е. М. Указ. соч.
15 Пирогов Н. И. Указ. соч.
16 См.: Богданович М. И. Указ. соч. Т. 4, гл. 37.
17 См.: Богданович М. И. Указ. соч. Т. 4, гл. 37.
18 Бакунина Е. М. Указ. соч.
19 Там же.
20 Там же.
2166 |
Священномученик Сергий Махаев Священномученик Сергий Махаев, «Подвижницы милосердия». Москва, ПСТБИ, 2003. |
Ваши отзывы |
Версия для печати |
Смотрите также по этой теме: |
Дети Капитана Немо (Анна Рудницкая)
Реальная доброта как лекарство от нелюбви (Брат)
Моя святость (Анна Лелик)
«Белые вороны» в современном обществе? (Подготовила Александра Оболонкова)
Делай добро с любовью (Старец Паисий Афонский )
Как научить детей милосердию
Ненависть (в интернет-обсуждениях) (Hardingush)
«Я рассуждаю людьми» (Татьяна Краснова)
Хотеть быть полезным кому-то – это общечеловеческая черта (Елизавета Олескина)