Современная музыка не является откровением
– Что сейчас происходит в современной музыке, на ваш взгляд?
– Если мы говорим о рок-музыке, то она перешла в такую категорию, когда о ней можно больше не говорить. Та музыка, с которой я соприкасался всю свою жизнь, перестала быть социальным феноменом. Это теперь просто один из музыкальных жанров. Можно демонстрировать совершенство игры, технику, композиторское мышление. То откровение, которое в 1967 году было дано молодому поколению, заключалось в том, что оно сформировало свой собственный, новый язык для общения, и это больше не повторится. С приходом этого мир изменился, он теперь таков и дальнейших перемен не будет. Это не исчерпавший себя ресурс, конечно же, люди будут петь и музицировать. Но новые поколения просто пользуются отработанным музыкальным языком, со всеми выхолощенными элементами рок-н-ролла. И собственно в музыке ничего принципиально нового не происходит. Каждое последующее поколение уже не находит в этой музыке откровения. Для них это что-то, что всегда было.
– А новые направления в музыке не становятся таким откровением для новых поколений?
– Форма меняется, но язык остался прежним. Новые музыкальные направления превращаются в простую болтовню, без которой можно жить. Джон Леннон просто спел : «All You Need Is Love» – и это наполнило мир радостью. В этих словах заключалось то самое откровение, потому что они были сказаны в то время, когда люди оказались готовы и способны их услышать. Произошло совпадение моментов возможности и потребности. Хотя кто-то, безусловно, прошёл мимо этих слов.
– СМИ оказали решающее воздействие?
– И да и нет. Это была та эпоха, когда телевидение имело огромное значение. Телевизор был в каждом доме, и поскольку это была объявленная мировая премьера новой песни на самом пике популярности группы, то ее смотрел весь цивилизованный мир, 26 стран за исключением России. И хотя, в то время всё доходило до нас со значительной задержкой, иногда в несколько лет, их месседж до нас дошел.
Впрочем, музыка «Битлз» и до и после этой песни для меня абсолютна, её не с чем сопоставить и сравнить, и с ней ничего не становится с течением времени.
– Мы говорим о культурно-историческом, философском, социальном аспекте, но ведь по большому счету слушатели являются всего лишь потребителями музыкального продукта, они просто получают удовольствие?
– Мне сложно об этом говорить. Конечно же, я всегда испытывал наслаждение от музыки. Но при соприкосновении с «Битлз» я ощутил то самое откровение, и впоследствии музыка для меня стала саундтрэком к реальности. Так или иначе, я проживал всю жизнь с музыкой. Музыка стала средством общения нашего поколения. Большинство моих ровесников и друзей имели ту же точку отсчета, мы одновременно ощутили правильные вибрации. Мы жили, ходили в простые школы, а потом произошло некое глобальное изменение, к которому мы одновременно почувствовали сопричастность. И в соответствии с этим строили свою дальнейшую жизнь.
– Когда я говорю про удовольствие от музыки, я имею в виду то, что человек находит в себе нечто созвучное услышанной музыке, словам. Это так?
– Да. Вы всё верно сказали. Я не могу больше ничего добавить.
Дело в том, что я по жизни оказался связан с музыкой. В юности всё это происходило внутри той системы, которой мы сопротивлялись, хотя это и не обязательно касалось политики. Мы просто были молодыми людьми, которые ощутили импульс и делились тем, что чувствовали сами. В самом начале я был частью единого организма группы. Но перемены в группе совпали с переменами в общественной жизни и для меня они стали неприемлемы. Всё стало передергиваться, перекраиваться, называться другими именами – стало другим по сути.
Наверное, мы повторяемся, по-моему, мы об этом уже говорили. Но не важно, продолжим.
Мы делали свое дело в тихой радости, сами по себе, но постепенно это получило широкую огласку. Хотя еще долгое время оставался узкий круг слушателей, сумевших понять и прочитать в нашем творчестве некий код. Но спустя несколько лет, вместе с известностью, стали появляться люди, которые сказали: вы теперь артисты, вы теперь можете выступать на стадионах, и мы вместе заработаем кучу денег. И вместо этой тихой камерности, понятной узкому кругу, – начался стадионный «чёс». Конкретного человека, слушателя – не стало. Появилась толпа, спорт. На мой взгляд, так быть не должно. Музыка – это не спорт, но в той ситуации она стала развиваться по законам спортивно-зрелищных мероприятий. При таком масштабе у музыканта нет глаз, есть только транслируемое на большой экран его изображение. По-моему это абсурд.
В 1969 году люди в порыве откровения стали множить этот импульс, и появилось ощущение, что чем больше аудитория, тем лучше концерт. Фестиваль в Вудстоке был первым примером того, когда полмиллиона человек в едином порыве соединились ради какой-то неосознанной и никак не названной цели. Даже военные баталии не собирали такого количества людей в одном месте. Но это была прекрасная иллюзия. Этот всплеск не должен был угаснуть и рассредоточиться, но человечество пошло по другому пути и довело это до абсурда. В этом, на мой взгляд, и заключается ошибка.
Теперь это норма, и всем кажется, что фестивали и концерты на стадионах – это прекрасно, а выступление для меньшего количества слушателей – скучно. Но страсти, которые кипят в толпе, заглушают музыку. Музыки там нет. Толпа – всегда толпа, хотя и может состоять из хороших людей. Невозможно поделиться своими переживаниями с таким количество народа, донести до каждого. Так же как невозможно понять глубину музыки, когда толпа подчиняет тебя своим страстям. Но многие музыканты, к сожалению, приняли эти правила игры. Вдобавок, когда в нашей стране рок-музыка выплеснулась на стадионы, еще не было адекватного технического обеспечения. В ту эпоху, на всю Россию было лишь несколько рок-клубов старой комсомольско-молодежной формации, которые в новые времена перепрофилировались в концертные агенства, заинтересованные только в получении прибыли. Поскольку той клубной культуры, которую мы наблюдаем сегодня, вообще не существовало. То есть все всплыло, образов пену, под которой ничего не осталось.
В Нью-Йорке же я наблюдал иную картину. В то время, как постоянно происходят концерты в Мэдисон Сквер Гардене и Карнеги Холле, существует порядка 300 клубов, самого разного масштаба не больше чем на 200-500 мест. И мирно сосуществуют и развиваются все возможные музыкальные стили и направления.
То есть, если кто-то оказался успешен и вышел на большую аудиторию, пожалуйста играй, но это не отменяет повседневной музыкальной жизни.
У нас ничего этого не было – всё сразу вышло на толпу и растворилось без остатка. Понимаете, выход на такую большую аудиторию требует постепенного развития, определенного концертного опыта. У наших музыкантов не было ни адекватного репетиционного пространства, ни опыта «работы на публику». После акустических «квартирников» и репетиций на убогих «точках» фактически без аппарата – они сразу стали играть на многотысячные толпы. Все мечтали о Вудстоке, а получили футбольную поляну с пьяными матросами, которым всё равно, как играют музыканты, главное – зрелище. Хотя ведь на том же Вудстоке люди просто сидели и слушали музыку. Та полумиллионная аудитория была способна услышать слово.
Меня озадачило отсутствие аналогичного механизма развития музыки и музыкантов в нашей стране. При многих безусловных плюсах перемен, такой результат я расценивал как негативный. И я увидел выход в том, чтобы вернуться на исходную позицию и начать всё с ноля. И своим примером попытался показать необходимость возвращения к камерному звучанию. Того же самого мощнейшего рок-н-ролла, но камерного в плане аудитории. Так случайно мне довелось запустить клуб «ТаMtAm», просуществовавший с 1991 по 1996 год, в котором мне виделась возможность возвращения к нормальному существованию этой среды. Раз уж это рок-н-ролл, то он должен существовать в правильном масштабе. Одной из моих целей было дать возможность молодым музыкантам ощутить радость от повседневного музицирования. Именно повседневного, рутинного, без пафоса масштабного концерта. Ведь в таком формате у слушателей и музыкантов будет настоящее взаимодействие, и они получат больше, намного больше.
Я считаю, что и группа «Аквариум» должна была остаться такой же камерной. Часто в интервью Боба я читаю его мысли об игре в маленьких залах. Он соглашается, что это правильный формат, но параллельно объясняет, что необходимость заработка вынудила группу выйти на большую аудиторию. Безусловно, для него это тоже было важно и сыграло свою роль.
В тот период времени, я можно сказать случайно, запустил первый независимый, или как его еще называли альтернативный, музыкальный клуб в России. И в свою очередь он стал моделью того, каким может быть современный музыкальный клуб. Сейчас в Петербурге существует уже порядка 20 клубов, в которых второе или уже даже третье поколение музыкантов устанавливает свои традиции и живет так, как считает нужным. В Москве всё иначе. Москва – центр развлекательных клубов. Получилось так, что период развития музыкальных клубов совпал с появлением ночных клубов, и эти понятия стали смешиваться. Теперь музыканты в музыкальных клубах должны развлекать и ублажать публику, получая за это большие гонорары. И моя идея, что музыканты могут получать удовольствие от игры, не обязательно зарабатывая этим на жизнь, теряется.
Сначала происходит то, что молодежь в естественном нонконформизме отстаивает свои идеи, свои позиции, свою музыку. Но через какое-то время ситуация начинает диктовать условия и нонконформизм отходит на задний план, поскольку в обмен на уступки предлагаются большие гонорары, корпоративные вечеринки и прочее. И снова смешивается развлекательное и музыкальное.
– Почему музыка должна играть роль откровения, и могут ли музыканты брать на себя роль мессии?
– Мне сложно ответить на этот вопрос, я могу опираться только на свой опыт. Реальная музыка, на мой взгляд, существовала только тогда, когда первое благополучное послевоенное поколение молодых людей приобретало свой собственный первый опыт. И был правильный баланс. В этом же веке произошло информационное перенасыщение. И голоса тех, кто наверняка пытается сейчас сказать что-то сиюминутное, тонут в море Интернета. Я бы сказал точнее – в болоте. Радио тоже не работает, а является лишь звуковым фоном. Я уже не говорю уже о телевидении, которое отработало свой ресурс. И получается прямо наоборот – в огромном потоке информации уже невозможно вычленить талант. Раньше его можно было вычленить идя по улице по одному звуку из чьего-нибудь окна, не требовались затраты сил и времени на поиск. Талант всегда находил себе путь. Но правильное время прошло, в том смысле, что нарушен баланс.
Из новых имен никто даже не оставляет следа в памяти. Хотя есть исключения, но они так редки. Вот, например Земфира – талантливая девушка, которая пробилась через слой этой шелухи и оказалась услышана.
– Может быть, откровение современной молодежи – в другом? В других ценностях?
– Может быть. Я уже в преклонных летах, и не живу жизнью молодых людей, хотя в силу специфики своей деятельности всё же наблюдаю за тем, что происходит.
– Что влияет на появление или не появление новых и сильных песен?
– Современной музыки много. Много умной и интересной, которая делается умными молодыми людьми. Я не вполне могу в этом потоке разобраться, но вижу, что простой гитарный рок стал неинтересен. Он стал каким-то ущербным, маргинальным. Нет в нём умной мысли, которую хотелось бы услышать. Для меня необходимо, чтобы песня имела образ, мысль.
И в такой ущербности никто не виноват. Мы живем в это время, в этой стране, где время от времени возникает идея, выплеск энергии, но через какое-то время пик спадает и снова приходит в ровную «серединную» серость.
– Сейчас ограничителем творчества становится продаваемость. Продюсеры не берутся за раскрутку новых исполнителей, которых они боятся «не продать».
– Это тоже проблема нашего времени. На Западе некоторое время назад была такая практика – появились независимые звукозаписывающие компании, так называемые лэйблы, которые на свой страх и риск выпускали альбомы неизвестных исполнителей небольшим тиражом, руководствуясь только своим вкусом. И там сформировался целый слой таких независимых лэйблов и целое музыкальное направление indie rock. Многие из этих групп достигли невероятного успеха, а сами лэйблы стали более чем успешными предприятиями. У нас пионерами стала московская компания лэйбл “FeeLee”, которая «подписала» несколько групп таких как «Tequilajazzz» и «Наив», и по-прежнему выпускает их альбомы. Но у нас эту музыку очень трудно продавать – основным продаваемым продуктом остается шансон или убогая поп-музыка. И я не знаю, кто тут виноват. Требуется совпадение множества факторов, без которых ты просто играешь «в стол». Получается, что изнурительная трата времени и энергии изматывает, и многие музыканты разочаровываются и перестают что-то делать вообще.
– Клуба у вас сейчас нет?
– У меня его и не было – я никогда не был владельцем или даже формальным директором клуба «TaMtAm», а просто реализовал идею при сумме случайных благоприятных обстоятельств. И если бы я был более расторопным, то стал бы преуспевающим предпринимателем. Так как в это время я безусловно копнул золотую жилу. Но так уж случилось, что я не приспособлен к занятию бизнесом. Позднее, после закрытия клуба, чисто механически я был вовлечен в организацию отдельных концертов, и приобретал значительный опыт. После кончины Сергея Курехина я какое-то время помогал его вдове в организации фестивалей СКИФ (SKIF – Sergey Kuryokhin International Festival). И со временем, подобного рода деятельность, неожиданно стала моей профессией. Позже, мне довелось стать арт-директором компании «Лаборатория звука». В этот период мы провели десятки концертов фантастического класса и уровня, и на мне, помимо выбора Артиста, лежала вся ответственность по организации самих концертов, что приумножило мой опыт. Поэтому сейчас, даже не имея постоянного места работы, время от времени я получаю приглашение от разных компаний на участие в организации концертов в качестве продакшн-менеджера. Хотя уже давно осознаю, что мое время уходит и, скорее всего, скоро я останусь не у дел.
– Что Вы думаете по вопросу «творчество и деньги» – можно ли одинаково хорошо творить, когда ты зарабатываешь этим деньги?
– При удачном стечении обстоятельств – да. Если внутри группы, между её участниками правильные отношения, тогда при сопутствии коммерческого успеха творческий процесс не прерывается. Но, как показывает практика, даже самые успешные проекты могут распадаться из-за случайных, большей частью личных, моментов.
© Realisti.ru
3553 |
Всеволод Гаккель |
Ваши отзывы |
Спасибо за интервью!)) Музыку люблю, поэтому прочитала с большим интересом. По теме: мне нравится так называемый олдскульный рок- Scorpions, Led Zeppelin, Black Sabbath, Deep Purple, Motorhead, а также кантри, фолк. На концертах никогда не была, но очень хочется.)) в планах на будущее- обязательно давать прослушивать своим детям признанных шедевры в музыке, классику, легкие жанры рока))
LILY , возраст: 15 / 22.06.2013
Статья исчерпывающая, и вряд ли с Всеволодом поспоришь. Однако не всё так печально! Здесь сказано о тенденциях в публичности, массовости. Но это вовсе не критерий, чтобы сказать о сплошном "падении нравов" в музыке вообще. И интернет сегодня это подтверждает возможностью найти в нем никому сегодня неизвестных музыкантов, исполняющих свои произведения, отвечающие вкусам каждого ищущего. Причем хороших музыкантов, которые делают хорошую музыку. Кто-то хочет на стадион(флаг ему), кто-то в зал на 250 мест, а кто-то найдет себе своё в сети. Конечно, каждому исполнителю нужна аудитория и аплодисменты, умение исполнять публично, признание таланта, с этим не поспоришь. И упрек средствам массовых коммуникаций правильный, т.к. не у всех есть возможность рыть интернет и предоставить её(возможность) услышать все направления изменяющейся музыки - обязанность всех теле и радиовещателей, которые сегодня монополизировали этот рынок для получения прибыли или иных дивидендов в том числе и от политической коньюнктуры. Постоянная "мутация" музыкальных направлений мутирует слушателя объективно... А учитывая, что в своей общей массе слушатель, имеющий слух и тяготеющий к какому-либо направлению вообще - большая редкость, мы слышим и видим то, что есть. ..."ты чё, Маш, я ходила смотреть шансон в Олимпийский, это было круто" - сказано для того только, что была там. А то, что там невозможно ничего услышать и увидеть - об этом она не думает...ну что ж пипл хавает, продюссеры считают бабло.
Анатолий , возраст: 54 / 26.03.2013
А кто отменял Битлз? Я их тоже люблю, как и Аквариум, и Наутилус Помпилиус, и Кино. Сейчас музыка не деградирует, она просто другая. Не лучше и не хуже. Не ожидала на этом сайте увидеть такое интервью, в основном дискуссии о музыке сводят к осуждению рока Православием... Так что спасибо)
С , возраст: 15 / 22.02.2011
Инди, пост-рок, арт рок, некоторые направления метала, idm и т.п. - замечательная музыка нашего времени. И не надо говорить, что сейчас все плохо. Для вас гениями были Битлс, а для нас Arcade Fire) И я уверен, что подобные группы ничем не хуже...
Radiohead , возраст: 16 / 02.11.2010
Хочу добавить к этому: Не знаю почему но этот стиль музыки обделяют, я говорю о Рэпе. То ли из- за черных корней, или по другой причине... в этом стиле очень много откровений со стороны исполнителей, но увы не все выкладываются так, кто то продается за деньги, кто то просто стухает... Но пока есть такие русские группы, как Каста, ГРОТ, Изеекиль 25-17 и им подобные, Рэп музыка будет осмысленной, и многим откроет глаза!
СССР , возраст: 17 / 11.10.2010
Сейчас есть хорошая музыка. Не попса, конечно. Рок, панк. И зарубежные группы и русские. Punk`s not dead!
Mizantrop , возраст: 17 (школота детектед / 14.01.2010
Замечательное интервью, сказанное человеком, имеющим колоссальный жизненный и музыкальный опыт. И трудно не согласиться с тем, что Всеволод Яковлевич говорит. Вот только от осознания его правоты, становится как-то грустно.
Ethno river , возраст: 32 / 04.08.2008
Версия для печати |
Смотрите также по этой теме: |
Бьют барабаны, флейты свистят! (Композитор Алексей Рыбников)
Пелагея: куда ведут «Тропы» (Дмитрий Семеник)
Воспитывать людей для хорошей музыки (Ираклий Пирцхалава)
«Русский шансон» (Анна Немзер, Федор Лобанов)
Иногда совершаются чудеса... (Эстонский композитор Арво Пярт)