Любовь, влюбленность и страсть

Хорошо было древним грекам — у них для обозначения любви имелось не одно, а целых четыре слова. Одно — для братской любви, другое — для дружеской, третье — для любви к людям и лишь четвертое — для любви муж­чины и женщины. У нас же для обозначения всех этих разных чувств — одно слово, и по­этому часто возникает путаница.

Не меньшая путаница в головах возникает тогда, когда люди пытаются отличить роман­тическую любовь, любовь-влюбленность — то есть такую, какая была у Ромео и Джульет­ты, — от любви истинной, которой только и следует руководствоваться при вступлении в брак.

А что, скажете вы, разве у Ромео и Джуль­етты была не истинная любовь, разве ради нее они не пошли на смерть? Разве существу­ет другой критерий для того, чтобы отличить настоящую любовь от влюбленности? Любовь ведь «сильнее смерти»!

Давайте вспомним, сколько лет было влюб­ленной паре, воспетой Шекспиром. Ей — три­надцать, а ему — пятнадцать. Подростки, од­ним словом. Самый что ни на есть переходный возраст. Если даже принять во внимание, что в южном климате молодые люди взрослеют быстрее, чем, скажем, где-нибудь в Швеции, все же тринадцать лет — не время духовной зрелости.

А теперь пусть читательницы вспомнят себя в этом непростом возрасте. Пусть вспомнят своих тогдашних подруг. И что, ни одна из них не пыталась хоть раз порезать себе вены или наглотаться таблеток, если вдруг не находила взаимности у объекта своей любви? Думаю, вы сможете вспомнить не меньше двух-трех та­ких случаев. И разве всегда речь шла о незем­ной любви, какой нет и не будет вовеки? Не думаю. Просто переходный возраст — время, когда человеческая психика наиболее ранима и неустойчива, когда любому переживанию придается чрезмерно преувеличенное значе­ние. Ну ладно, сбросим со счетов те случаи, когда девушка или юноша решаются на демон­стративную попытку самоубийства в надежде, что объект любви узнает, оценит и сменит гнев на милость. Но совершаются и вполне серьез­ные попытки, и не всегда из-за любви. Кому-то поставили «двойку» в четверти по геометрии, кого-то предала лучшая подруга, а кому-то (знал я и такой случай) родители не купили новые кроссовки. Человек идет домой — и...

Впрочем, что я грешу на переходный воз­раст. Молодост'ь вообще время нелегкое. Одна девушка двадцати с небольшим лет трижды резала себе вены из-за того, что любимый ее бросил. Казалось бы, вот истинная любовь — ей говорили, что она еще очень молода, что еще будет счастлива, но она отвечала: «А без него мне жизни нет, я не хочу и не буду без него. Или я буду с ним, или меня не будет». Спустя несколько лет она вышла замуж, ро­дила двоих детей и уже пятнадцать лет живет в счастливом браке. А о мрачном эпизоде сво­ей юности говорит так: «Слава Богу, что мама тогда пришла с работы раньше, и я осталась жива. Какая же я была глупая — хотела уме­реть из-за ерунды». Согласитесь, что великую неземную любовь человек ерундой не назовет даже спустя много лет.

Ради истинной любви не умирают, ради нее живут!

Патриархальное общество относилось к та­кому непонятному явлению, как любовь, по пословице: «Не зная броду, не лезь в воду». У молодых людей была установка на семью, на традиционные социальные роли, выполняе­мые в ней. Нынче выработалась установка на феномен любви. Есть некое явление «любовь», оно самое важное, великое, оно, как тягач, вы­тащит из любой житейской сложной ситуа­ции. Была бы любовь, а все остальное либо дополнение к ней, либо достигается, преодо­левается с ее помощью.

Установка на феномен любви запутыва­ет, усложняет жизнь молодых людей, лишает ее ясности и цельности. Молодежь влюблена в феномен любви, не имея четких понятий о его границах, содержании и формах. Так что же такое любовь? Какова она? Как отличить ее от всевозможных «копий», «подделок» — и не только «постороннему наблюдателю», а молодому человеку, переживающему опре­деленное чувство? Прогрессивное мировое искусство, и прежде всего литература (дра­матургия), дали нам множество ярких при­меров любви. Но это в основном была лю­бовь-страсть, любовь-вспышка, и притом нередко любовь, отделенная от брака (добрач­ная или внебрачная любовь). В ней проявля­ется стремление двух полов к близости. Она связана с риском. Это чувство, несущее с со­бой или падение, или гибель. Впрочем, что это я все о молодых да о молодых. Влюбленность можно пережить в любом возрасте. Об этом еще И. А. Бунин в «Темных аллеях» прекрас­но написал. Все чувства изобразил — от тихой грусти до романтического безумия.

Всем нам знакомо это состояние, когда кровь кипит, сон и аппетит пропадают, коле­ни дрожат и при виде объекта любви сердце начинает бухать, как вечевой колокол. Все это эмоции, а эмоции — от гормонов. Поэтому особенно часто влюбленность настигает нас в возрасте 15-25 лет, когда гормонов в ор­ганизме больше всего. В основе такой влюб­ленности лежит прежде всего сексуальное влечение, а оно, как известно, слепое, глухое и очень настойчивое. Именно поэтому для лю­дей, влюбленных друг в друга, не существует никаких культурных, социальных, психологи­ческих барьеров. Для инстинкта продолжения рода важно только одно — чтобы люди подхо­дили друг другу генетически и могли произ­вести на свет жизнеспособное потомство. Ведь человечество по меркам вселенной существу­ет меньше секунды, а инстинкт размножения столь же древний, как сама жизнь. Только у животных все гораздо проще — им не нуж­но своего отпрыска до двадцати лет поить, кормить и сначала в школу, а потом в инсти­тут устраивать. А людям — нужно. И поэтому следует включить разум, прежде чем спешить удовлетворить свой инстинкт.

Однако именно подобное состояние роман­тической влюбленности литература и кинема­тограф называют любовью. Причем литерату­ра старается с древнейших времен убедить нас, что влюбленность и любовь — понятия тожде­ственные. Ромео и Джульетта — сравнительно поздний пример. То чувство, которое описыва­ет знаменитая древнегреческая поэтесса Сафо в своих стихах, можно назвать только влюблен­ностью или страстью. Она пишет, например, что при виде объекта любви у нее «перестало сразу бы сердце биться», и описывает такие всем из­вестные симптомы, как неспособность вымол­вить ни слова в присутствии возлюбленного, дрожь в теле и непрерывный звон в ушах.

К сожалению, не существует точного кри­терия, по которому можно отличить влюб­ленность от настоящей любви. Скажу только, что настоящая любовь — не бесчинствует, то есть ей несвойствен разгул страстей. Любовь — чувство сильное и в то же время нежное; не разрушающее, а созидающее. Если человек влюблен, и при этом у него все из рук валит­ся, если он начинает страдать патологической забывчивостью, падает работоспособность, ухудшается сон и аппетит, а также портятся отношения с близкими, скорее всего мы имеем дело со страстью, а не с любовью. Но попы­таться объяснить это человеку, пребывающему в состоянии подобного ослепления, невозмож­но. Он может и сам все понимать, но чувства при этом все равно будут господствовать над здравым смыслом. Состояние околдованности, «привороженности», что называется, и полное отсутствие сил вырваться из этих сетей.

Помните в «Евгении Онегине» знаменитую сцену у окна, где Татьяна признается своей няне в том, что влюблена? Какова реакция старой женщины? Она предлагает окропить Таню святой водой! Вот особенности воспита­ния. Татьяна воспитана на французских и анг­лийских сентиментальных романах, где влюб­ленность культивируется как самое высокое чувство в жизни, единственное, ради чего ро­ждается на свет женщина. Таня счастлива — она наконец-то влюблена, наконец-то нашелся тот, с кем она готова «свершить смиренный жизни путь». А для няни влюбленность срод­ни бесовскому наваждению, от которого сред­ство одно — святой водой окропить.

Конечно, нравы русской деревни начала XIX века нам чужды, но как часто подобное «наваждение» ломало жизни женщин и муж­чин, прежде вполне счастливых в браке. Жила себе спокойно, имела любящего мужа, и троих детей, и вдруг, ни с того ни с сего, ломает свою жизнь и жизни мужа и детей, бежит за кем-то на край света, будь он хоть пьющий уголов­ник, сидевший за убийство первой жены. И ведь если останется жива, если*каким-то чудом вернется с полдороги, если муж про­стит, то через пару лет будет вспоминать об этом эпизоде с брезгливым недоумением: «И как я могла?» Чаще всего подобные исто­рии заканчиваются трагедией.

Но ведь именно такие трагические сцена­рии выдаются за подлинную любовь. Именно они всячески пропагандируются кино и лите­ратурой. Жила себе со скучным мужем, потом пришел он — такой «духовно близкий», и от­ныне единственная цель — довести до сведе­ния скучного мужа, что она теперь женщи­на свободная. Как разыгрывается трагедия в жизни женщины, решившей искать лю­бовь на стороне, рассказывают немногие пи­сатели — Г. Флобер в «Госпоже Бовари», A.M. Островский в «Грозе», Л.Н. Толстой в «Анне Карениной». Все три героини кон­чают жизнь самоубийством. Это произведе­ния очень грустные и правдивые, и вовсе не про праздник героического ухода от скучного мужа, а про нравственный закон внутри нас, который и есть нам главный судья, как бы мы от него ни отмахивались.

Самый верный отличительный признак любви от страсти выявил однажды в про­цессе нашего разговора один мой знакомый. «Страсть, — сказал он, — это когда ты головой понимаешь, что это — не то, что тебе нужно, но ничего не можешь с собой поделать, и остает­ся только ждать, когда пройдет. Вроде болез­ни, которая объективна и реальна, и не зави­сит от твоей воли и сознания. А любовь — это когда у тебя душа, сердце и голова находят­ся в согласии». Помимо плотского влечения в истинном чувстве присутствует уважение, нежность, доверие и терпение. И, кстати, спо­собность объективно оценивать недостатки своего партнера и умение прощать их.

Вот две истории: первая — о подлинной любви, вторая — о страсти. Разница между этими двумя чувствами очевидна.

Наташа и Алексей поженились рано — сразу после школы. В двадцать лет у них было уже двое детей. Родились двойняшки — Ирочка и Лариса. Все шло прекрасно: была своя квар­тира, Алексей работал, Наташа с удовольст­вием занималась домашними делами. А потом случилось страшное: Алексея сбила машина. И молодой красивый человек оказался при­кованным к постели. И что гораздо страшнее, он был приговорен медициной к пожизненной немощи и неподвижности.

Трагедия, разразившаяся в семье, не сломи­ла Наташу. Ни одного дня она не сомневалась в том, что останется с мужем. Хотя все, кто знал ее: подруги, бывшие учителя, соседи, — настаивали на том, что рано или поздно ей надо будет устраивать заново свою женскую судьбу.

— Пойми, — говорили они сострадательно и доброжелательно, — ты еще девчонка, а он калека! Неужели так и пройдет твоя моло­дость? Посмотри на себя — ты же красавица, на тебя все на улице заглядываются.

Это правда. Наташа была очень хороша со­бой. Но кроме красивого лица у нее была пре­красная душа.

— Я однажды уже сделала свой выбор, — сказала она, как отрезала.

И больше ни один «доброжелатель» не по­смел открыть рта.

Восемь лет Наташа самоотверженно уха­живала за Лешей. Восемь лет! Росли девочки, она работала, почти не встречалась ни с кем из друзей — просто было некогда. А главное, Наташа не верила диагнозу врачей, которые лечили Алексея. Она все время пыталась най­ти такого специалиста, который бы мог поста­вить ее любимого на ноги. И нашла!

То, как верила она в исцеление мужа, то, как беззаветно и преданно служила она семье, не могло пройти даром! Алексей встал на ноги. Он чувствует себя полноценным человеком. И, конечно, в этом заслуга Наташи. Женщи­ны, которая умеет любить!

А вот пример безрассудной страсти.

Ольга была уверена, что влюблена в Вади­ма. Она рассказывала всем, насколько силь­но любит его! Но что говорить! Главное — это человеческие поступки, только по ним мож­но судить о чувствах и намерениях человека.

Ольга безумствовала, потому что Вадим не проявлял никаких ответных чувств. По ве­черам, потеряв всякую гордость, она стояла у подъезда его дома, в надежде, что он обратит на нее внимание и заговорит с ней.

Наконец однажды ей удалось пригласить его к себе домой. Но Вадим недолго пробыл у нее в гостях и, быстро распрощавшись, ушел.

После его посещения Ольга показывала подругам сохраненную не докуренную им си­гарету, оставленную в пепельнице. Она часто звонила ему и молчала в трубку. Она поху­дела, потеряла всякий интерес к жизни, пере­стала общаться с подругами, забросила учебу. Весь мир был сконцентрирован на Вадиме. Вернее — на стремлении заполучить его, сде­лать «своим».

И — о чудо, — он сдался. Стал приходить к Ольге все чаще. Они стали неразлучны. И что же Ольга? Насладилась ли она своим счастьем в полной мере? Нет! Очень скоро он стал ей безразличен. Как? Ведь больше года она «сохла» по нему, плакала, уверяла всех в том, что это — неземное чувство, и жить без Вадима она не может!

Когда Вадим сделал ей предложение, Ольга расхохоталась ему в лицо. Нет, она не соби­рается жить с ним! Все подруги Ольги были немало удивлены: «Ты же любила его» — «Да, любила, а теперь разлюбила! Он стал досту­пен, а значит, неинтересен!»

Влюбленность — чувство довольно эгоисти­ческое. Это упоение скорее своими захваты­вающими переживаниями, чем умение выслушать партнера. Как уж тут услышишь, когда в ушах, как у лирической героини Сафо, звон стоит непрерывный. Как раз такую ослепляю­щую и оглушающую страсть я наблюдал у од­ной моей знакомой.

У нее был роман с человеком намного стар­ше ее и вдобавок женатым. Ситуация была безнадежной, она это понимала, но ничего не могла с собой поделать. Она не спала, поч­ти ничего не ела, потеряла работу, все время ее терзали какие-то страхи, мучила депрес­сия. Ей было все равно, лишь бы видеть это­го человека, лишь бы быть с ним рядом. Он, похоже, тоже здорово терзался. Однажды он заявил ей, что разводится с женой. Казалось бы, тут ей и обрадоваться — все-таки они бу­дут вместе вопреки всему. «В чем же дело? — спросил я ее однажды. — Что тебя постоянно тяготит?» Она сказала: «У меня такое чувство, что нам не суждено быть вместе, даже если он разведется. Он часто спрашивает меня, о чем я думаю, и когда я отвечаю, он все ин­терпретирует по-своему. У него есть обо мне какое-то сложившееся представление, ка­кой-то образ, имеющий ко мне очень отда­ленное отношение. И говорит он чаще не со мной, а с этой придуманной женщиной. Об­ращается к ней. Я готова кричать, что это же не я, не я! Пару раз я пыталась ему объяснить, кто же я есть на самом деле, и наталкивалась не то что на непонимание — на истерику. Он слышит только то, что хочет слышать и «на­казывает» меня, когда я веду себя не в соот­ветствии с его представлениями. Некоторые факты моей биографии он вообще игнорирует, говорит, что я все выдумала. По той же при­чине он меня не слышит. Я спрашиваю себя, что же будет, когда он наконец увидит меня такой, какая я есть, — разлюбит?»

Я тогда подумал, что люди, ослепленные страстью, похожи на двух глухих, пытающих­ся о чем-то договориться. Стоит ли добавлять, что в скором времени они расстались — веро­ятно, в тот момент, когда наступило прозре­ние. Ведь по-настоящему любящие не будут втискивать любимого в какие-то, ими самими придуманные, рамки, а будут стараться глуб­же узнать друг друга.

Влюбленные чаще всего слепы и к недос­таткам партнера. Они их не видят, а даже если видят, отмахиваются как от чего-то несущест­венного. А, думают, стерпится-слюбится. Оно, конечно, стерпится, если любовь есть. А если вы за нее гормональный взрыв приняли и че­рез пару месяцев совместной жизни обнару­жите, что вас раздражает, как партнер ест, как спит и даже как зубы чистит. Что тогда?

Выходят, как говорила одна моя мудрая знакомая, не за достоинства, а скорее за не­достатки. Их оценивают: много ли и какие са­мые страшные, и можно ли вам персонально с такими недостатками ужиться.

Все это, конечно, гладко на бумаге, пото­му что выбор спутника жизни нетождествен выбору, например, мобильного телефона: дос­тоинства-недостатки, технические характери­стики, цена подходит — берем. Тут все-таки выбирают сердцем. Но я призываю к тому, чтобы и голова не бездействовала при столь ответственном выборе. Ведь если любимый храпит ночью или грязные носки по кварти­ре разбрасывает, это одно, это еще можно тер­петь. А если любимый инфантилен, не готов к принятию решений, постоянно стремится избежать ответственности, если он поднима­ет на вас руку или считает нормальным каж­дый вечер выпивать по стакану водки (хоро­шо, если по одному!), то я бы задумался на вашем месте, выдержит ли ваша великая лю­бовь такое изо дня в день.

Вот что писал о любви Виктор Франкл, ос­новоположник собственной психологической школы, бывший узник концлагеря, в книге «Человек в поисках смысла»:

«Осознание ценностей может только обо­гатить человека. Фактически это внутреннее обогащение частично составляет смысл его жизни, как мы уже видели в наших рассужде­ниях о ценностях отношения. Таким образом, любовь неизбежно обогащает того, кто любит. А раз это так, то не может существовать та­кого явления, как "неразделенная, несчастная любовь"; в самом этом термине содержится внутреннее противоречие. Либо вы действи­тельно любите — и в этом случае вы должны чувствовать себя обогащенным независимо от того, разделяют вашу любовь или нет, — или вы не любите по-настоящему, не стремитесь проникнуть в сущность другого человека, а скорее полностью игнорируете эту сущность и ищете в нем только физическую привлека­тельность или какую-то (психологическую) черту характера — словом, те качества, кото­рые он "имеет" и которыми вы могли бы "об­ладать". В такой ситуации ваши чувства впол­не могут оказаться безответными, но тогда это означает, что и вы не любите. Мы все должны постоянно помнить следующее: увлечение ос­лепляет нас; настоящая любовь дает нам воз­можность видеть. Любовь открывает нам гла­за на духовную сущность другого человека, на действительную природу его неповторимости, скрытые в нем потенциальные ценности. Лю­бовь позволяет нам ощутить личность друго­го человека как целый уникальный мир и тем самым приводит к расширению нашего собст­венного мира.

В то время как она таким образом обогаща­ет и "вознаграждает" нас, она также приносит несомненную пользу другому человеку, ведя его к тем потенциальным ценностям, которые можно увидеть и предугадать только в люб­ви. Любовь помогает любимому стать таким, каким его видит любящий. Потому что тот, кого любят, всегда стремится стать достой­ным того, кто его любит, стараясь всё боль­ше и больше соответствовать представлениям о себе, сложившимся у того, кто его любит, и тем самым он становится всё более и более похожим на тот образ, каким его "замышлял и хотел видеть Бог". Поэтому если даже "без­ответная" любовь обогащает нас и приносит нам счастье, то "разделенная" любовь явно обладает созидательной силой. При взаимной любви, в которой каждый хочет быть достой­ным своего партнера, стать таким, каким его видит партнер, происходит такой удивитель­ный и взаимообогащающий процесс, при ко­тором каждый .из партнеров превосходит дру­гого и, таким образом, возвышает его».

Влюбиться можно и в совершенно чуждого вам и ни в чем не похожего на вас человека. Это чувство может быть основано и не на сек­суальном влечении, а на взаимном интересе. Противоположности, как известно, притягива­ются. Обаяние личности может быть довольно сильным. Особенно свойственно влюбляться в интересную личность женщинам. И смот­реть снизу вверх и восхищенно внимать ка­ждому слову. Но пройдет полгода — всё, чем вы были друг другу интересны, будет позна­но, все «байки» и истории будут рассказаны, и начнутся суровые будни. Вы любите утро, а он вечер. Вы предпочитаете Сартра, а он — «Московский комсомолец». Вы любите бо­гемные тусовки и фильмы Тарковского, а он говорит, что в «Сталкере» два часа показыва­ют подмосковную помойку. Тоже мне, элитное кино! Короче, все, чем вы живете и дышите, для него пустой звук. А все, чем живет и ды­шит он, совершенно чуждо вам. И чем вам за­полнить оставшиеся годы семейной жизни? «Посмотри, не сварились ли пельмени»? Так что более верно не утверждение о том, что про­тивоположности притягиваются, а скорее то, что «любящие — не люди, смотрящие друг на друга, а люди, смотрящие в одну сторону».

Не торопитесь, будьте умны и осторож­ны. Нередко первоначальная романтическая влюбленность переходит в более глубокое

81чувство, которое связывает людей на всю жизнь. А чаще — не переходит. Не зря в пра­вославных храмах не торопятся венчать влюб­ленных прихожан. Подождите, говорят свя­щенники, полгода, а иногда и год. Ведь у вас впереди вся вечность — что такое по сравне­нию с ней полгода? И ждут. И не зря ждут: спустя некоторое время становится ясно, ми­молетное ли это увлечение или серьезное чув­ство. Ведь это только в романах у людей, пред­назначенных друг другу «небом», при первом же взгляде друг на друга внутри что-то долж­но щелкнуть или зажечься.

Представляете, сегодня — влюбленный взгляд, белая фата, красота, а через год — слезы, крик души, пустота. В 1913 году на 95 миллионов православного населения Синодом было заре­гистрировано около 4-х тысяч разводов. К кон­цу века население страны выросло примерно в полтора раза, а количество расторгаемых браков — в 240 раз!.. Такие-то метаморфозы происходят у нас с некогда устойчивой тра­диционной семьей. Место столкновения двух могучих трансконтинентальных течений соз­дает такой водоворот, такую исполинскую во­ронку, такие тайфуны, циклоны и смерчи в регионе, что индивидуальные судьбы мужчин и женщин несутся и кувыркаются в них, как ничтожные, едва заметные щепочки-былиночки. Что же будет дальше в результате этого глобального коловращения?

Недавно в книге современного писателя Андрея Ильина прочел историю, поразившую меня своей простотой и одновременно жестокостью. По-моему, более яркого подтвержде­ния поговорки о том, что благими намерения­ми дорога в ад вымощена, мне не встречалось. Привожу здесь эту историю полностью.

«Знал я одну девушку, самую непорочную, чистую и романтичную из всех, которых я знал. Этакую сошедшую со страниц книг Мальвину, с бантами, голубыми глазами и большим, доб­рым сердцем.

И вот однажды, как всегда случается в сказ­ках, эта Мальвина встретила своего Пьеро, с еще большим сердцем и еще более голубы­ми глазами.

Два романтических создания нашли друг друга и припали друг к другу. Фанфары и фейерверки возвестили об их любви миру. Пели птицы и расцветали цветы. Ура!

Но вмешалась грубая, как рашпиль, жизнь. Мальвина забеременела.

Забеременела, но ничего своему возлюблен­ному Пьеро не сказала. Как-то не увязывалось это слово — за-бе-ре-ме-неть — с их романти­ческой любовью.

Но потом все-таки сказала. После чего дол­го рыдала на плече Пьеро, и Пьеро долго пла­кал на ее плече, и их горючие слезы, сливаясь, текли по их щекам и капали на землю.

Так они плакали день, два, три. И о том, о чем надо было поговорить, не говорили. А говорить надо было о том, что делать даль­ше. Жениться им было рано, а делать аборт... Для этого это жуткое слово нужно было произ­нести вслух. Аборт... Ну как они, изнеженные души, могли такое сказать? Никак не могли.

И другого ничего не могли.

Отчего Пьеро потихоньку слинял. Как поч­ти все Пьеро в подобных случаях.

Но Мальвина без помощи добрых людей не осталась. Очень хорошие, любящие ее и пере­живающие за нее подружки посоветовали, что нужно делать, чтобы ребенка не было. И при­несли какие-то травки.

Но ребенок выйти не пожелал.

Тогда хорошие подружки обратились к сво­им тоже очень хорошим подружкам, пожалев­шим попавшую в тяжелое положение Мальви-ну и вколовшим ей внутривенные инъекции.

Но ребенок все равно не выходил. А обра­щаться за помощью врачей было уже поздно.

Поздно!

И все подружки предпочли Мальвину поки­нуть. Хотя и плакали от сострадания к ней.

Потом Мальвину предупредили, что после тех травок и тех инъекций она родит в луч­шем случае урода.

Запоздало узнавшие обо всем родители впа­ли в истерику и сказали, что если она родит, то пусть идет на все четыре стороны, что им прижитые неизвестно от кого дети не нуж­ны.

Закончилось все плачевно. Мальвина уе­хала со случайными знакомыми в какую-то глухую деревню, где родила своего ребенка. И убила своего ребенка. О чем никто не уз­нал. А тот, кто догадался, — молчал, чтобы не подводить девочку под статью.

Она не села в тюрьму, но приговора не ми­новала. Приговора самой себе. Тот, убитый ею ребенок, преследовал ее всю жизнь. Она не вышла замуж, не имела детей, ничего не имела. Многие поговаривали, что у, нее «по­ехала крыша».

Наверно, потому и поехала, что она была нормальной. И даже лучше — была доброй и хорошей.

Она была хорошей.

Ее возлюбленный был хороший.

Ее подружки...

А вышло вон как.

Потому что эмоции... Хорошие эмоции, до­брые — любовь, жалость, сострадание... Одни только эмоции! И полное отсутствие разума.

Потому что благими намерениями вымоще­на дорога в ад! В ад, а не в рай!

И тот, кто желает избежать котлов с ки­пящей серой, тот не должен слепо доверять эмоциям, а должен думать, соображать, раски­дывать мозгами... Что, конечно, труднее, чем просто так любить и просто так ненавидеть».

Культ любви породил множество социаль­ных проблем, самая большая из них — по­шатнулись устои семьи. Все эти негативные процессы происходят в христианских, так на­зываемых цивилизованных странах, а в му­сульманские страны, Индокитай, на африкан­ский континент либо «любовная революция» еще не дошла, либо ей усиленно противостоит традиционный уклад жизни.

К концу XX века практикующие психо­логи и психотерапевты, не дождавшись от ученых конкретных решений любовной про­блемы, сами взялись ее решать, так как все предпосылки для этого уже были. И много­вековая проблема человечества стала поти­хоньку решаться. Было выявлено, что любовь, влюбленность и, хуже всего, болезненные око­лолюбовные страсти были ошибочно объеди­нены в одно светлое понятие и усиленно воз­водились на пьедестал.

Вот исповедь молодой разведенной женщи­ны, которая, несмотря на достаточно зрелый возраст и жизненный опыт, тоже попала в ло­вушку романтической любви.

«Наконец-то получив гражданский развод (а церковный — без вины, хотя доля вины, конечно, была — уже получен давно), насла­ждалась свободой (в рамках заповедей), даже празднуя свое одиночество и подумывая, что это, может быть, мой путь, уверенная, что ни­когда и никого больше не пущу в свое серд­це (за исключением восхищения некоторыми, как правило, недосягаемыми в смысле посто­янного общения людьми), я вдруг решила, что за "страдания" и "терпение" что-то хорошее все же должно произойти, что-то вроде награ­ды, — уже пора. Вдруг появилась надежда, что сразу же спустится с небес (словно это заслу­жила!) земное, семейное счастье, о котором все-таки, как оказалось, мечтала и "созрела" (уже забыв тот кошмар, отрезвивший отно­сительно семейной жизни и реальных, повсе­дневных отношений), готовая снова любить, заботиться, жить "для него".

И тут как раз, придя на практику в новый отдел, обратила внимание на сотрудника, с ко­торым сталкивалась по работе давно. Тогда-то он казался мне лишь коллегой, существом среднего рода. Скажи мне кто, что за чувства я к нему буду .питать впоследствии, я бы не поверила. Хотя однажды, столкнувшись с ним по работе поближе, обратила на него внима­ние. Это чувство было тогда замешано на ропо­те и зависти: я — в ужасном положении, а он — словно воплощение житейского благополучия, у него свой, неведомый мне мир, и так хочется туда, к нему... С тех пор отмечала его на рас­стоянии, что-то вроде "зрительной пассии", и вроде бы не без доли взаимности. И теперь, казалось, уже забыла о мимолетной симпатии, еще уверенная, что праздную одиночество, что я "выше всего этого" — то есть как ее там? — да, "любви", хотя, как теперь понимаю, в глу­бине души сознавала опасность влюбленности при новой встрече с ним.

Итак, придя в новый коллектив, я встре­тила свою давнюю поверхностную симпатию. Но я иду сюда только работать! (Хотя в глу­бине души надеялась, вернее, в мечтах уже выстроила мысленную программу, уверенная в ее счастливом конце.) А он, обычный человек, в чем-то, может быть, примитивный, с интере­сами, "как у большинства", неразговорчивый по натуре, стал общаться, словно искал повод заговорить, задавая общие дурацкие вопросы. Но я выше этого! Я фыркала и отстранялась, хотя уже поймала себя на том, что все вре­мя думаю о нем и хочется узнать о нем по­больше, особенно в плане наличия семьи. Я подумала, а может, это он, тот самый че­ловек, моя половина — ровный, спокойный, в отличие от бывшего мужа и объектов "сим­патий на расстоянии"? Когда в коллективе на­чинались разговоры на "всякие такие" темы, он молчал, не смеялся пошлым шуткам или удалялся, что привлекло меня к У. Но как же я покажу свои чувства? А вдруг у него уже все устроено? Говорили, что он не женат, другие — что разведен, третьи — у него дети в школу ходят, и другое. Подруга сразу ска­зала: что там никаких серьезных отношений и быть не может. Просто мужикам скучно, а тут ты — новый элемент в коллективе. Но я со своей категоричностью помышляла толь­ко о серьезном, только так: черное или белое.

Я поехала на выходные в Санкт-Петербург с экскурсией. Молилась блаженной Ксении: помоги, может, это — он? Скучала дико, ждала рабочего дня с нетерпением. На работе, каза­лось, он не уходит и ждет повода, чтобы "слу­чайно" уйти со мной. Но я не давала такой возможности, считая себя опять "выше того, чтобы что-то подстраивать". На собрании он сел почти рядом и все время бросал взгляды в мою сторону (а там, кроме меня, никто не сидел) и пытался заговорить. А я — опять — почти ноль внимания. Этот проклятый "нега­тивизм", когда человек ведет себя противопо­ложно тому, как он хотел бы (это я о себе).

И тут, словно по прошению, случайно в раз­говоре мелькнуло, что он женат, на следую­щий день — что ребенок в школу ходит. Я да­же поучаствовала в этих разговорах, стараясь казаться непринужденной и веселой. Но была шокирована. Что же это было? Показалось?

Лишь дружеская симпатия с его стороны? А мои чувства зашли слишком далеко и пре­вратились в страсть. Дошло до того, что в очередные выходные, в День Святой Троицы, стоя в храме, вместо молитвы я думала только о нем (где он и что сейчас делает). А в парке, где множество людей гуляли с деть­ми, в каждом мужчине с ребенком виделся У., и казалось, что там у них — загадочный, не­доступный для меня мир. И поймала себя на зависти к тем, кого Господь не ведет, вернее, ведет, но не так, как меня, у которых будто все гладко и по плану — учеба, женитьба, семья, дети... Это даже не зависть, а тоска по тому, чего у меня нет. А мне приходится вымали­вать то, что для большинства кажется элемен­тарным и о чем даже не задумываются.

Познав с приходом к вере то, ради чего стоит жить, я готова была променять все на простое, житейское счастье этих мирских лю­дей. Весь предыдущий путь представился мра­ком и сплошными скорбями, псевдодуховно­стью. Да, я считала себя выше этого, а теперь влипла сама. Что-то внутри раздирало меня. И это в День Святой Троицы! Бог оставил меня! — думалось мне. Нет, таким образом мы оставляем Его. Убивало то, что позволи­ла себе размечтаться, влюбиться в человека, вполне земного, заурядного, а не какого-то не­досягаемого; в кои-то веки захотелось всего лишь простого, земного счастья, и сразу "об­лом". Да, это, возможно, плотская страсть, но она зашла так далеко, что я готова была все отдать, лишь бы был рядом У, просто сидеть и смотреть на него, ради этого готова была все бросить — ни работа, ни учеба неинтересны, и сама себе не нужна: жизнь не имеет смысла. Как в детстве — лишь бы держать любимую игрушку, иметь ее и никому не давать.

На работе старалась держать себя в руках. Однако, услышав разговор У. по телефону, кажется, с женой (а вдруг с мамой?), впала в истерику и дома рыдала весь вечер. На сле­дующий день отпросилась с работы — так ста­ло плохо при одной мысли об этой ситуации. В такие моменты в голову лезут мысли о на­шей "жизни в целом", неудавшейся, прокля­той. А лукавый помогает: находятся доводы, которые складываются в логическую цепоч­ку, и еще больше убеждаешься в своей ник­чемности. Фантазия работает на полную ка­тушку. Вечером, когда мама наливала мне чай, я злилась, представляя картину: где-то сейчас У., ему жена готовит ужин... Не говоря уже про мысли о более сокровенных деталях его жизни. Хуже всего то, что в голове крутилось: а вдруг он так же страдает, но не подает виду? И в своих "мечтах" представляла его чувства, но от этого не становилось легче.

Однако надежда умирает последней: а вдруг есть шанс? А вдруг он действительно разве­ден? Кто-то говорил — у него лишь формаль­ная семья. И я пыталась общаться с У. как со всеми, чтобы побольше узнать о нем. Одна­ко в присутствии У. сердце колотилось, меня словно парализовывало, а слова не шли с язы­ка. Со стороны я, наверно, выглядела мрачно, угрюмо, что могло его отталкивать. И У. Уже не так активно и часто заговаривал со мной и, казалось, шарахался от меня при разго­воре. Может, испугался, почувствовав, что я к нему питаю (меня мог выдать взгляд и что-то в поведении)? Всякие доводы лезли в голову. Трудно понять другого человека, то, что им движет. Ведь мы пытаемся думать за других, примеряя все на себя. И я, наверное, также, взглядом и поведением когда-то иску­шала кого-то, не осознавая этого?

Пребывать на работе превратилось в пытку: видеть близкого и недосягаемого У., зная, что "никогда"...

Когда я поняла, что у меня два пути: или выбросить это наваждение из головы, или я заболею (подумай о маме!), то попыталась взять себя в руки. Здесь уже действовал ин­стинкт самосохранения. Стала изо всех сил сопротивляться с Божией помощью. Господь всегда рядом и готов помочь нам, если толь­ко мы сознательно не отталкиваем Его по­мощь...

Батюшка сказал: "Молитесь, чтобы Господь отнял это чувство". И процитировал одного старца: "Мы не властны над мыслями, но мы властны не вить гнезда, где они бы жили".

Сработало также задетое самолюбие: раз на меня не обращают внимания, то какой во всем смысл? И я "не отставала", максималь­но демонстрировала, как "не обращаю на него внимания", проходя мимо него с таким выра­жением лица, будто его вообще нет, пустое ме­сто. И тут гром грянул с ясного неба: я узнала, что У. переводят в другой отдел.

Я понимала, что это уже болезнь, даже если вдруг чудом окажись чувство взаим­ным, я не смогла бы адекватно общаться с У. И я взмолилась: "Господи, дай мне равноду­шие к У.! Ничего сейчас больше не надо!" Так меня "скрутило" внутреннее обстояние, что даже об отвращении к У. просила.

Прошение почти исполнилось. Я стала трез­вее смотреть на У, воспринимая его по-дру­гому. Стало появляться ощущение неестест­венности, надуманности чувства, словно оно обращено не к реальному У, а к вымышлен­ному объекту, многие черты которого додума­ны. С удивлением косилась на носовой пла­ток, пропитанный слезами безысходности и отчаяния. А ведь рыдала так, словно опла­кивала умершего. Исповедовалась и причас­тилась. Заказала молебен святым мученикам Киприану и Иустине. И как будто случайно в проповеди батюшка сказал, что "порой нам кажется, что святость — это что-то серое, скуч­ное, неинтересное, как и хождение в церковь, а мирские интересы и страсти — заманчивые, яркие, красивые". Я поняла, что мы, часто не удовлетворенные жизнью, жалеем себя и при­думываем кумиров, наделяя их желаемыми свойствами; изобретаем скорби, не имея ника­ких причин к тому, искусственно подстраивая события и чувства (здесь — желание любить и быть любимым) под собственные фанта­зии.

Оставалось четыре дня. Да, говорила я себе: опыт есть, время лечит. Накачавшись валерь­янкой, доходила оставшиеся три дня на работу, стараясь не сталкиваться с У, но надежда те­плилась и теперь. Такая вот драма! Но все же удивлялась своему спокойствию, когда после прощального банкета, сказав обычное фор­мальное "до свидания", "мой" У. спокойно ушел, словно завтра придет снова на работу. Ушел к своим делам, к жене, наверное; гото­виться к поездке в отпуск, а из моей жизни ушел навсегда. Но опять поразительное спо­койствие. Только дома дала волю своим чувст­вам, осознав вполне свою безысходность. На­думанную?..

До сих пор одна моя половина скучает и на­деется, подкрепляемая, наверно, внушениями от лукавого, а другая — понимает, что причи­на — во мне самой, что все это не о нем.

И все-таки где-то в глубине не оставляет надежда и мысль: "Когда-нибудь будет еще шанс. Все еще кажется, что У. тоже где-то си­дит и вспоминает меня. Очень хочется в это верить".

Но для чего все это было попущено Богом? Наверное для того, чтобы я отказалась от сво­ей самонадеянности. Я была уверена, что смо­гу своими силами противостоять симпатии к женатому человеку, часто давая советы по этому же поводу безнадежно влюбленным знакомым: "Да что ты, не стоит того, — это лишь болезнь, "прилепление к земной твари", как выразился когда-то один батюшка о моей давней неразделенной любви".

Недавно одна сотрудница во время чаепи­тия, сопровождаемого обычными пересуда­ми, вскользь упомянула об У: "Да что ты, он же разведен". И опять закрутилось в голове: "А вдруг? Только когда?"»

Психологи предлагают несколько методов исцеления от безответной любви:

1. Даже при счастливой взаимности соблю­дайте правильную дистанцию. Крайне опасно (и вредно для самой любви) пытаться разде­лить все без остатка: мечты, досуг, деньги, ра­боту, тайные желания — и замкнуться друг на друге. У каждого должен оставаться собствен­ный круг общения. Нужно питать свою лю­бовь, а не питаться ею.

Если вам не удалось избежать концентрации на одном чувстве, используйте прием, рекомен­дованный еще Овидием в поэме «Лекарство от любви». Раскидайте костер. Заставьте психику заниматься различными проблемами. Многие сильные люди заваливали себя работой, спаса­ясь от сердечного горя, но и этого мало: нуж­но найти и новый круг людей, и новое заня­тие (курсы вождения, дельтопланеризм — все равно) и продумать свой отпуск и выходные, чтобы не сидеть без дела. Занимайтесь чьей-то проблемой, помогайте ближним. Разбросав та­ким образом головешки костра, вы скоро по­чувствуете, что порознь они гаснут.

2. Одним из быстродействующих средств для исцеления от духовного недуга является физическая активность. Это сильное и быстро­действующее средство особенно важно в пер­вые дни расставания. Сильная физическая на­грузка снижает любой стресс. Это химическая реакция: из организма вместе с потом выходит адреналин (ощущение тоски и безысходности) и норадреналин (ощущение гнева и враждеб­ности). Полезен также массаж, баня, облива­ние холодной водой, морские и воздушные ванны. Больше движения и минуты релак­сации. Полезно сменить рацион. Отказаться от острой, жирной, сладкой пищи, от любого алкоголя, ввести вегетарианскую диету. Еще надежнее — строгий пост, который тормозит обменные процессы и снижает энергетическое напряжение.

3. Один из методов Дейла Карнеги сформу­лирован так: если вам достался лимон, сделай­те из него лимонад. Энергия любви может быть направлена не на саморазрушение, а на созида­ние. В истории немало примеров, когда, спаса­ясь делом, отверженный влюбленный в конце концов просто поднялся выше своих пережи­ваний и человека, который их вызвал. Фран­цузский композитор Гектор Берлиоз несколь­ко лет добивался любви ирландской актрисы Генриетты Смитсон и, наконец, направил всю силу своего чувства на написание гениаль­ной «Фантастической симфонии». Водной из частей Берлиоз изобразил отвергнувшую его женщину отвратительной предводительницей ведьм на шабаше. Биографы свидетельствуют о том, что, закончив симфонию, композитор вдруг почувствовал, как избавился от мучи­тельного наваждения безответной любви.

4. Нужно развенчать свой идол. Любят всег­да одновременно и человека, и идеализирован­ный образ, созданный на его основе. Исполь­зуя это свойство любви, Лопе де Вега в ко­медии «Собака на сене» предлагает: «Хотите я подам совет? Уверен, он поможет делу. Вы вспоминайте недостатки, не прелести. Старай­тесь в памяти носить ее изъян!»

5. Накопившуюся боль нужно выплеснуть, поэтому не замыкайтесь в себе. Вы можете рассказать все близкому человеку: спрашивая совет, прикрываясь чужим именем или откро­венно говоря о своей беде — не имеет значе­ния. Психология называет это «отрегулиро­вать эмоции».

Один из традиционных приемов психоте­рапии — письменно фиксировать свои про­блемы и навязчивые идеи. Это сильное ле­карство, которое помогает даже психически больным, может спасти и вас: не жалейте вре­мени вести дневник. Особенно хорошо, если кроме своих переживаний вам удастся закре­плять на бумаге анализ и возможные выходы из ситуации.

6. Один из универсальных приемов закреп­лен в русском фольклоре поговоркой: «Клин клином вышибают». Если вам удастся полю­бить другого человека, то проблема практиче­ски решится или, по крайней мере, не будет такой острой.

7. Если у вас есть возможность, можно об­ратиться к специалисту-психологу, психотера­певту, консультанту по семейным проблемам: борьба с душевной катастрофой должна вес­тись профессионально и индивидуально. Од­нако существует около 20 приемов психологи­ческой самозащиты, которыми человек и сам в состоянии воспользоваться. Кроме тех, что уже были упомянуты, добавим еще три:

а) лиса и виноград. В басне Эзопа лиса избав­ляется от психологического напряжения из-за невозможности достать виноград рассудочным способом: она убеждает себя, что виноград еще зелен, не очень-то ей и хотелось и т. д.

б) бывает и хуже. Рассмотрение несчастий других людей часто убеждает нас, что собст­венные беды можно терпеть

в) создание невыносимых условий. В ста­ром анекдоте в ответ на жалобы соседа на тесноту, мудрый человек посоветовал ему ку­пить козла. Когда через некоторое время тот взмолился, что стало еще хуже, мудрец посо­ветовал продать козла и тем сильно облегчить свою жизнь.

Возможно, у вас возник вопрос: зачем нужно было на страницах этой книги, адресованной тем, кто давно вышел из возраста Джульет­ты и поклонниц группы «Иванушки интернэшнл», так подробно рассказывать о влюб­ленности и страсти? На это я отвечу цитатой, принадлежащей перу выдающегося русского публициста конца XIX — начала XX века Ми­хаила Меньшикова: «Сама по себе любовная страсть не заслуживала бы большого внима­ния. <...> Но как страсть, и самая жадная из страстей, она слишком расстраивает счастье, чтобы не бороться с нею со всею энергиею, на которую способна совесть».